Note to this edition, as prepared Warsaw, 23rd December 2009.
I didn’t want the decade to turn without ensuring that these undiscovered literary jewels were safe and sound here on my new blog.
Poems and background graphic © Julia Stroganova;
work coded, edited and hosted by Viktor D. Huliganov
To comment on these poems, submit voice recorded readings
(mp3 format only, no more than 500 KB per poem) or offer
translations into other languages, or to rank your favorites
of the poems of Julia Stroganova, please e-mail me,
or leave a comment at the end of the page.
If you don’t want your comments included on my site, then
say so on the e-mail, otherwise I will incorporate all
appropriate feedback here.
Best,
Viktor D. Huliganov
Да! The Poems of Julia Stroganova
LIST OF CONTENTS:
THE POEMS:
Мои руки неумелые,
Мои руки разлюбившие,
Жизнь моя осатанелая,
Себя даром загубившая.
И душа моя оглохшая
В ослеплении от боли,
Отупевши-изнемогшая
В жëсткой глупости без воли.
Все издëрганные чувства,
Пожирающие мозг,
Поднимают до искусства
Прах, слетевший с ваших ног.
1990
Чтобы встать, упади,
Чтобы знать, отойди,
Чтобы близость вкусить,
Мою кожу сдери.
Чтобы лаской дарить,
Ты наотмашь ударь…
Ты в душе раб и червь,
Хоть по долгу ты царь.
1990
Ты хлебнëшь моего беспокойства,
Как отравы.
Всë величие твоего геройства –
Мне забава.
Чтоб спасти меня, от меня –
Отречëшься.
Не простив, не поняв, жизнь кляня,
Ты взовьëшься.
1991
Не жалейте, что схожу с ума –
Мне такие грëзы дарит сон! –
Это жизнь вливается сама,
Да сосуд неважно обожжëн…
1992
Ты не верь – заманю и брошу,
А уйду по своей тропе.
И ответа нет, мой хороший,
Да и путь твой в твоей тропею
1990
Ваша доля –
Рабья воля,
Да зелëная тоска.
Нет свободы,
Лишь колода
Натирает вам бока.
Ах, присуха!
Нету духу
Встать во весь природный рост.
Ух, напасти!
Свиснут власти –
И меж ног зажат ваш хвост.
Ну, а коль сорвëтся с цепи
Обезумевшая тварь –
«Камнем, палкой, колом, плетью
Ей бока скорей ожарь!»
Эх завшивели бока –
Доля рабья нелегка…
С лаской дали бы сухарик,
Да позвали тихо: «Шарик…»
1992
И в познании сплутав, все дороги пройдя,
Приходи, постелю на лугах.
Странствий долог был путь, но улыбкой согрет
Хлеб в тяжëлых твоих руках.
Посидим у воды – всë ушло, что ушло,
И легка наша ночь впереди.
Пусть полынью горчат все меды, нам-то что –
Больше нет молока в груди.
Выпьем чарку с тобой, не грусти, подними
Ты до тëмных небес глаза:
Млеком выплеснут путь, тишина – не вдохнуть,
И туманит звезду слеза.
1991
Упади, моя хрупкая жалость,
Ты под ноги степного коня.
У меня ничего не осталось,
Не любите, не ждите меня.
Не зовите мнея, не жалейте,
Оторвите и бросьте меня,
Позабудьте да и рассмейтесь,
Жизнь и скуку свою кляня.
Плен свободы и голос музы…
Крепок сон ваш, что та броня.
Обними поскорее мужа,
Обними и забудь меня.
1990
Ты изгнала меня из дому,
И на душе вдруг стало голо –
Брожу вечерними огнями,
А ноги к вам приводят сами.
Из окон ваших слышен смех,
И весь мой непонятный грех
Томит неясною тоской –
Тебе я предана, друг мой.
1990
В полночной заводи любви
Ты, друг мой, правды не ищи.
В таинственной связи людей
Законов нет. Среди сетей
Безвольно бьëшься ты сейчас
И власти рук моих и глаз
Ты подчиняешься со сластью,
Но в этом ты не видишь счастья –
Свободы дух манит тебя
На воздух вольный и шальной
Где ты вбираешь всей душой
Освобожденья волшебство.
Но дни проходят, и его
Ты вновь меняешь на оковы…
Зачем?
Чтобы к свободе рваться снова?
1985
Я скорблю о всех обиженных,
Горько плачу о порушенном.
Приласкаю нежно ближнего,
Стану дальнему отдушиной.
Сгоряча ударят по сердцу –
Залатаю тихо рану.
А умру я рано, засветло –
Серебристой птицей стану.
1990
Ах, ты детская доверчивость –
Легконогая коза.
Любопытство, страх, кокетливость,
Вширь открытые глаза.
Чуть ожги, и вмиг уносится,
Отсекая с камня мох.
Лишь под ласку шëрстка просится,
Не под взведенный курок.
Тонкой ниткой перевязана
Моя грубая душа…
Ты прости, мой друг неназванный,
Жизнь порой нехороша.
1989
У воровки-судьбы украду не таясь
Всем ненужную радость любви,
Ототру поналипшую временем грязь
И очищу от вечной пыли.
Прикоснусь, как бальзамом, к болячком твоим –
Позабудешь про старость и хворь.
И моря мы спасëм, и твореньем одним
Воссольëмся навеки и вновь.
1991
«Мы с тобой не будем вместе,
Только рядом.
Проводи, но честь по чести,
Только взглядом»…
Не смотри ты ей в глаза,
Отвернëтся.
Вдруг непрошена слеза –
Засмеëтся.
Задробит тебе всю жизнь
Каблучками.
Затоскуешь и сбежишь
Снова к маме.
1990
Со всеми близкими простилась,
От всех долгов освободилась,
Присела тихо на дорогу
И скрылась ночью за порогом.
Ушла, и мерно за туманами
Дробили путь еë шаги.
А мы остались дома с мамами
Тоске побега вопреки.
Манили дивными просторами
Еë открытые глаза!!!
Но опускают на ночь шторы,
И исчезают небеса.
Но отчего твои метания?
Чего ты ищешь на земле?
Но лишь улыбкою страдание
И дух свободы на челе.
За нею тайна поругания
И разрушений в жизни след.
И выше этого искания
Во вселенной смысла нет.
1990
И серебром вплывая в синеву,
Вся в трепете муаровых теней,
С достоинством приемля седину,
Как высший смысл, что признан лишь за ней,
Даря улыбкой переменам лет –
На ней всë те же нежность и пальто –
Хранит и ныне затаëнный свет
Прогулок по реке усталого Ватто.
1990
У меня разбросано тело,
Жаром дышит твоя нагота.
Сухо в горле. Слюна обмелела.
Ты дрожишь. Только я не та.
И блаженство, и мука, и пропасть,
И бессильная немота.
Понимание, нерассторопность, –
Всë, как в сказке. Лишь я не та.
И победа. Восторг и строгость.
И от струй тугих чистота.
Покорëнная непокорность.
Боже ж мой! Только я не та…
1990
Ах, друг, нечистыми устами
Не говорить мне о любви.
Своими умными глазами
Мою признательность лови.
Не перейти моë мне поле
Подола грязью не залив,
Не быть в твоей чудесной воле,
Чужого счастья не сломив.
Оставим груз сомнений обочь,
Их простодушье возлюбя.
Не придласкать тебя мне в полночь,
Другой любви не истребя.
1990
И простится ей, ибо возлюбила,
И отымется, коли сохранила.
И придут к ней, если дверь откроет.
… А для счастья надо, чтобы было трое…
И цветами жизнь ей всю устелят –
Только б возлюбила, ну а ей поверят.
1990
Я оставляю поле боя,
Я дезертирую с него.
Пускай позор мой дом покроет –
Какое дело до него…
Мне хаос мира давит душу,
В ней плещет грязи до краëв –
Пусть тишина мой слух осушит,
В себя впитает гром боëв.
Моей судьбе не до приличий –
Еë бросают с моста псам.
И в чëм позор и в чëм величье –
Я разобраться должен сам.
1990
Не вам говорить мне «стыдно»
И вслед о долге кричать.
Не знаю, как вам, мне обидно
За каинову печать.
Моей души не вам мерить,
Моих даров не понять.
Вы разучились верить,
Предпочитая страдать.
1990
Как встречали, целовали,
Нож за пазухой держали,
Белы рученьки ломали,
Красно сердце вынимали.
Улыбнулась, повернулась,
Птицей серой обернулась,
Жемчуга их побросала
И в окошечко взлетала.
Как ружьë-то поднимали,
Жемчугами заряжали,
Птицу серую стреляли,
В сердце красное попали.
Маком капала душа –
Была девка хороша.
1990
Приходи ко мне в молчаньи,
Страсть любую утолю.
В очищеньи от печали
Все болезни отмолю.
Лишь коснись, и всë минует,
Наважденьем станет явь.
В оглушëнном поцелуе
Жизнь исполнится моя.
1990
«Где ж ты ночку провела?
Где ж ты почивала?»
Пели мне колокола,
Липушка шептала.
«Что ты скажешь муженьку?
Как посмотришь в очи?»
Затаю свою тоску –
Больше нету мочи.
«Речка быстрая, утешь
Жар души девичей.
Жить с постылым – хоть зарежь,
Нету в том величья».
Встану смело над водой,
Чистая, прямая.
«Я свободна, милый мой!
Мать, прости, родная».
1989
Мы ложь любую оправдаем враз,
Коль злата звук коснëтся уха –
В продажности исход для нас,
В ней – от желудка очищенье духаю
1990
Фанаберия –
Ваша Берия:
Просто было невтерпëж
На правëж…
Всë искали поднаготную да подлинную…
1990
«На что мне твоë могущество
И обаянье величества –
У меня свои преимущества.
Дело ведь не в количестве
Нами с тобою преданных
И в полутьме оклеветанных
За банкой светлого пива.
Была ли она красива?
Не думаю. Но письма мои читала,
Не к ней, а к другим, и считала
За право и благо
Рыться в моих бумагах…»
Я тыкаю вилкой в варенье.
Алеет сквозь кожу кровь.
Меж тварью и сотвореньем
Расстоянье в любовь…
1990
Разбиты: лампа, чашка и семья.
Разъезженная колея,
Распавшись, перейдëт в тропу.
И с хмельной тяжестью в стопу
Стечëт Арал, слеза и млеко,
Невыкормившее человека.
1990
Нам сладок звон колоколов:
В нëм связь времëн и звон оков.
Мы жмëмся к пастырю под ним,
И каждый верит, что любим,
И что не брошен, не забыт.
И не напрсен тот гранит,
Не удержавший под собой
Владыку преданного мной.
Из чрева рвусь восполнить связь –
Он в этом видит только грязь.
И в плечи длинные времëн
Меня вгоняет, как в загон –
Там ужас завтра правит бал,
И стыд за прошлое сковал
Движенье мысли. Точен слог,
Бесчувственен и мрачен Бог.
Мне холод космоса милей –
Ему не нужен ваш елей,
Любовь в молчаньи там дана,
Красою музыки полна.
1990
Я – женщина устало-нежная,
В очередях осатаневшая,
С королевски гордой осанкою
С грузом тянущая санки.
Мои руки под кольца точëные
Забивает работа подëнная,
И изящных ушей не карат
Отягчает, но мат.
И порой не хватает величия
Сохранять всë безумье приличия.
1990
Ох, вредно изменять привычкам,
Менять вращение светил…
Неумных утешать я б лично
Указом вечным запретил.
Воровынное отдала бы ворам,
Убийцам мëртвых отдала б,
А жизнь свою по наговорам
Построила б… Эх, как жила б!
1990
Равнодушье –
Это отдых от удушья
Непонятного,
Неприятного.
Это бег от мыслей,
Гроздью что повисли,
Нерешëнности проблем:
«Не мешать! Я ем!»
1990
Нет выше правды, чем твоя?
Но небо есть и есть моря.
Великих планов ждëт успех?
Но дети есть и есть их смех…
И день ушëл, и ночь ушла,
Трава немного подросла.
Арал сожрали морееды…
«Ребята! Быстренько обедать!»
1990
Ты – мой позор и отвращение,
Провал мой в памяти моей –
Не взять у прошлого прощения,
Не быть спокойной средь людей.
Мелькают руки, спины, лица,
Нет целого плеча прильнуть.
Усталости моей не спится –
День прожит наспех, как-нибудь.
Ножом отточенным внезапно
Взрезаю прошлого гнойник,
Пока чистейшей крови капля
Мой алчный стыд не усыпит .
1990
Моя любовь была дешева,
Как хлеб и вода,
Но ты ей нашëл другие слова –
Да и не это беда.
Ты меня заставлял торговать тем,
Что даровал Бог,
И жизнь свою вëл в суете –
Трепал тебя рок.
Но я ушла от твоих стен
На вольные холода –
И хлеб твой взял тлен,
И мëртвой стала вода.
1990
В душе весëлый пелигрим
Одним желанием томим:
Бежать, покинуть сень и долы,
Держа свой путь в другие домы.
И что, коль с ним сплетëт судьбу
В своих кто видит стенах счастье?
Лишь одиночество в участье,
Как хладный труп его гробу?
Но дева, верность сберегая,
Дождëтся милого дружка.
Не помешает ей другая
Счастливой быть хоть два денька.
И вскрыт сосуд, разлиты соки,
Бурлят и требуют оне
В означенные Богом сроки
Излиться в гулкой тишине.
Но он ушëл с крыльца родного,
Гоним неведомым путëм.
Зовущего не слышит слова,
Она ж горит его огнëм.
Не предан милый поруганью,
Лишь ним одним душа полна.
Но взыщет жизнь законной дани –
И гибнет в пламени она.
1990
На что мне ваш мальчик, красивый, как Бог?
Отдам его небу и травам в залог.
Из лона взрастили себе вы оплот,
Но нежной рукою другая сожнëт.
Душою прозрачной он к вам прикипел,
Но соки взбурлили, и он улетел.
В него вы вложили всю жизнь и любовь,
Они не вернутсяя уж более вновь –
Но если на взлëте поставить силок,
Надломится в жизни ваш мальчик, Ваш Бог.
1990
Время – равнодушный Бог,
Я тебя осилю и влюблю.
И пока кулак мой не иссох,
Не сорваться с курса кораблю.
1990
Listen to the author’s reading
start/CTAPT
Дочь полковника,
жена сержанта –
Травинкой тоненькой
судьба зажата.
1990
Listen to the author’s reading
start/CTAPT
Неотвратима мощь желанья,
Как с гор катящийся обвал –
Бессмысленное тело под лобзаньем
Вновь обретает свой накал.
1990
Listen to the author’s reading
start/CTAPT
41.
Холодный свет прозрачно моет лист.
Тоскует небо в зеркале болот.
И тусклой меди шелестящий свист
Несëтся по тропе вперëд.
И время вновь пространство обретя.
Смеëтся мне, как первое дитя.start/CTAPT
1989
Я у вас – случайный гость –
В горле брошенная кость.
Речи ваши мне не впрок –
Только б выйти за порог.
1990
Разориться дотла
И начать всë с нуля,
С белоснежных листов бытия.
С верой в силы свои,
С откровеньем любви,
Безнадëжно сгорая дотла.
1990
На судьбу не нужно позволенья,
В дом она вступает, не спросясь –
И душа свободна от сомненья,
В мир открыто смотрит, не таясь.
Жадно тянутся к работе руки,
Труд любой с улыбкой по плечу.
И стекают музыкою звуки,
Путь подобен светлому лучу.
И пронзительно проста награда,
Как у древа осенью скелет.
И чужой судьбы становится не надо.
И посулам вашим говорю я нет.
1990
Мелет жернов слова и кости,
Звуки, запахи, ревность, хлеб,
Мелет мерно, не ведая злости,
Ни любви, ни значенья судеб,
Сыплет перхотью плечи и тропы,
Мезальянсы, союзы и войны,
Меланхолию мизантропов,
Мелет в пудру жесты покойных,
В мелкий бисер сметает жизни
Без улыбки и укоризны.
Меловой период Емели,
Ну и что, ведь твоя неделя.
1990
Мы смеëмся, а где-то страдают.
За стеною стоит стена.
Но раз в сумерки стены сползают.
И вплетаются в смех вина.
И обидчивей стоны и злобней
За предание боли глазам,
Что считают сей мир бесподобным,
Неподвластным тоске и слезам.
А комочки вины выметают,
Посылают за чашей в подвал.
И, как свадьбу, поминки справляют –
Гасят в тризне смертельный накал.
1990
Не подойти, не обогреться, –
Нельзя – беги, ищи своë.
Ошибками сгорает сердце,
Всë вхолостую. Вороньë
Уж собирает стаи в тучу
Без похорон меня склевать.
И дух напраслиной измучен.
Но как мне дом свой отыскать?
1990
Эх, романчики на диванчиках,
Да винишка полстаканчика:
Треплют девичью красу
За сырок и колбасу.
А душонка стоптана
Мужичком да стопкою…
1990
Ты со мною, Вань, не водись
И на мне ты, Вань, не женись.
Ты женись на Кате с Верою,
Не водись со мной, холерою.
1990
Я каждый день в глубины опускаю,
Таю от солнца свой душевный мрак.
Но знаю, час придëт, и лëд растает
В твоей улыбке, как в лучах.
Ты опалишь мои вершины,
Но грузом прошлого я устою.
Мне покрывают лоб морщины,
Тебе я верю, жду, люблю.
1990
Я не сказала многому «не надо»,
Не говорила многому «нельзя» –
И жизнь моя – для совести отрада –
Она, меня, как яблоко грызя,
В непроницаемой защите правоты.
Ни разу в строгости еë заботы
Не промелькнëт доверчивое «ты».
Еë глаза холодно-неподкупны,
Неведомы им страсти, боль, любовь:
Все радости и скорби ей под лупу
Кладут, как на анализ кровь.
Копается в мотивах и поступках,
Не отворачивает носа от старья,
Не отвлекается на плач и шутку,
Не терпит отговорок и вранья.
Не пощадит ни времени, ни чести
И что-то обязательно найдëт!
Блеснув в улыбке жаждой мести,
Предъявит мне кровавый счëт…
И я банкрот, мне… свобода
И я изгой, и мне… любовь,
Я – шут, я – пария, безродна,
Но я родить готова вновь.
И я смеюсь – себе хозяйка.
Позор, как струп, слетает прочь.
Летит по жизни таратайка,
Приемля день, приемля ночь.
Ты не оденешь, не накормишь,
Ты не утешить, не спасëшь.
Ты – оправдание всего лишь,
Души усталой медный грош.
Тебе учиться – злая скука,
Тебе платить – тоскливый плен,
Разъятых душ твоя наука
Не подымает нас с колен.
198?
Ни душа, ни ума,
Полюбила, знать, сама.
Кабы знала, кабы ведала,
Я б ходила павой белою…
Бабий ум-то короток –
Длинен, стрижен ль волосок.
Не стояла за себя,
Понадеялась любя.
Только милый не любил,
Лишь из жалости ходил.
А прознал про бабий груз,
Понадулся, как арбуз,
Милосердьем налился
И жениться собрался.
Слов ненужных насказал,
В щëчку нервно целовал.
Всë смотрела на лицо,
Не сгоняла на крыльцо.
Головой лишь покачала
И с улыбкой отказала.
Чисто вымыла порог –
Родила я точно в срок
1990
Взгляни в глаза мои тревожно –
Прошу тебя – мне верить можно.
Я – обещанье, я – надежда,
Откинь сомненья, сбрось одежды.
Ко мне, ко мне – на знак призыва
Плыви в мерцании отлива.
Пусть в зыбях ласковых грудей
Не проложить своих путей.
Но полумрак, тепло и благо
Покоем вечным в душу лягут.
Мне без тебя прожтить невмочно –
Тоскую я порой полночной.
Отри со лба текущий пот,
Пускай другой твой долг возьмëт.
Лови же счастия усталость,
Ну, обернись – такая малость!
Ну, пожалей, смягчи свой взгляд,
Красоты дивные дарят
Навеянные мною сны.
Ко мне, ко мне – меня коснись!
Ах, гибнет молодое тело!
Ужель так совесть зачерствела?
Пусть призрак я, но раны чëрны –
Синеют губы, непритворны
Мои и ужас, и тоска!
Смотри, как тянется рука…
С неë течëт росой кровавой…
Ужель оставишь на расправу?
Взрываю криком время, разум,
Живот пронзаю мëртвым глазом.
Со стоном диким, что как смех,
Сгораю без твоих утех.
О! Будь ты проклят над волною!
Мы поменяемся с тобою!
Моих мучений ты вкусишь!
Но почему же молчишь?!
1990
Смерть радость таит,
Жизнь скукой грозит,
А тело поëт под силой любви:
В ней хрупкость яйца
И тяжесть свинца –
Больного целит,
А сильный кричит.
И нежно внимает Вселенная этому шëпоту.
1990
Веры тонкую прядь
Ветром жизни смело.
Мне б Закон осознать,
В руки взять ремесло…
Я в потоке времëн,
В перепутье дорог.
Мне запутанный сон
Мало силы сберëг.
Мëд чужой на губах
Горше крошек своих.
Лëт пленительных птах
Вдаль меня не манит.
Чисто вымытый пол,
Стук часов в полутьме
В теле будят глагол,
Непокорный зиме.
Взгляд внутри узрит сад,
Чудных полный дерев –
Там сплетенья таят
Гнëзда птиц, лани бег.
Среди троп и озëр
Дом стоит на холме.
Кто-то руки простëр
Солнцу, небу и мне.
1990
И вино у тебя всë с осадочком,
А любовь твоя вся с остаточком,
А остаточек – что тяжëл камень,
Привалил к груди – не вздохнуть.
1990
Не зови ты меня королевой,
И своей ты меня не зови,
Коли не было в ночи измены,
Значит, не было в ней и любвию
Пропадëт голова ни за понюх,
И покоя взалкает душа –
Ты о жизни узнаешь такое,
Чем одним лишь она хороша.
1990
На плоту, океаном мотаем
Гладью вод и порывом ветров…
В необъятных просторах скитаний
С грузом веры и трепетных снов.
В днях трудов и случайных молитвах,
Без опоры на земную твердь,
В изумлении, страхах и битвах,
Без свидетелей видя смерть.
Защищëнный лишь собственной кожей,
Пред дымами из звëзд один,
Из людей, на людей похожий,
Он любовью Вселенной томим.
Меж мирами на связке брëвен
В обострении сил и любви,
Он улыбчив и нежно спокоен,
И в душе у него соловьи.
1990
Нет в океане дорог,
Равны там все следы,
Не признаëт Он богов
И выпить не даст воды.
А речь Его солона,
Дубит лица в медь.
Ухмылка Его – волна,
А смех Его значит смерть.
Он души скупает оптом
И платит, ей-ей, не скупясь.
Куда до Него чëрту!
И дëшев пред Ним князь.
На время Он веки смежил,
Послушно приник к портам.
Пройти Его может нежный,
И никогда – хам.
1990
Возьми меня, божественная лень
Под исцеляющую сень.
Молчаньем праздным подари.
Бегущим временем сотри
Черты случайные обид.
Пускай малыш Амур шалит –
Сокрой от глупости и страсти,
Зевак докучного участья.
И научи, как сердца жар
Мне превратить в рабочий пар.
И жадный ум сдружи с душой:
Труды ему, а ему – покой.
1990
Не буду вашей полюбовницей,
Бесплодною смоковницей.
Ночей не подарю за благами,
Богатства ваши – на бумаге.
Опустошëнные глазницы
В ночи мерцают у блудницы,
И ей не согревают кровь
Ни ваше злато, ни «любовь».
1990
Самодовольством твоим
Можно забить гвоздь…
Может, поэтому нелюбим?
И потому врозь?
1990
Я – невольный учëный глубин подсознанья –
Утверждаю: важны все в природе созданья!
И нагие древа
Вновь оденет листва.
И бегущим потоком времëн
Нас омоет до белых седин…
И наградою – сад, голубой небосклон
И у сына рождëнный сын.
1990
О, несчастная женщина!
С нелюбимым обвенчана.
Непробужены радости,
От супруга лишь гадости.
Свет в окошке – дитя.
Жизнь течет, шелестя
Сменой вëсен и зим:
Скользкий смысл, как налим,
Вылит в лужу давно.
Вырос сын и в окно
Стукнул деве в полночь –
Прогнала его прочь:
«В нелюбви ты зачат.
Не поднимется сад
Из холодных семян.
Будешь вечно ты пьян,
Изведëшь ты жену,
Осиротишь ребят…
Уходи ты во тьму!
Звëзды нам не горят».
1992
Порывом ветр бросает влагу в лица
И лист усталый напрочь с древа рвёт,
Нагих стволов качает мощно струны,
Отмыв до черни золотой наряд…
1992
В серо-глиняном осеннем Барбизоне
Мягок воздух и нерезок свет.
Здесь задумчивые ходят кони…
Ничего здесь удивительного нет.
И вершат крестьянки вековое дело…
Но настоян солнцем запах и туман.
И Коро вливает трепетное тело,
Размывая Время в золотой обман.
1992
День туманного солнца
Пролил нежность на хлад.
Ветер бросил бороться.
Шорох розов и злат.
Гулок, наг и забыт
Бор стоит над водой.
Сосен рыжий гранит
Рассечён чередой.
Сотней пик и острог
Тянут вверх камыши.
Мылом вымыт песок.
В тайниках – ни души.
1992
Восхода нежный поцелуй
День вставший дарит спящей ночи.
Омытое потоком ветра струй
Светило мрака не порочит.
И красок буйных крик исторгнув,
С лазурным ложем распростясь,
Сияющим багровым богом
Во тьму нисходит Солнце-князь!
1992
Мне тысяч взглядов точит зренье,
Меня стирают стирают в напряженьи,
Шлифуют кожу подозреньем,
Неважно им преображенье.
Мне знать должно, что миллионы
Ждут терпеливо. И законы
Числа большого им препона
С невольников содрать погоны.
Для чисел тёмных есть загоны
И хороши для них вагоны,
И вновь воспрявшие вороны
Насытят жадные утробы,
И не обрящут кости гроба,
И переполненная злоба,
Как ненавистная зазноба,
Готовится исторгнуть плодю
Самовластительный урод
Нам возвестит, что он – оплот
Отечеству. Его народ –
Избранник божий на земле.
И смолкнет суть в большом числе.
198?
Я – живая, я – свободная,
Не кричите – я уйду,
Не маните и не врите –
Не накинете узду.
Не хожу под стременами,
Бесполезна, как ветра,
Не клеймена временами,
И на шкуре нет тавра.
1990
Неотвратима мощь желанья,
Как с гор катящийся обвал –
Бессмысленное под лобзаньем
Вновь обретает свой накал.
1990
Моих глаголов строй унылый
Заполонил все существо
И требует с неясной силой
Отдать и думы, и перо.
1989
Мы все исходим на следы и жесты,
И очень редко – на дела.
И ищем, ищем в жизни места,
Чтоб музыка в душе жила.
1989
В сотню уст златых целовало солнце –
Маком загорелось от стыда оконце,
Сон стекал туманом с молодого тела,
Ковш воды холодной, и душа запела.
Без стыда крапива под подол заглянет,
Бег берез пушистых за собою манит,
А в траве по пояс, знаю, озерцо
От лукавых взглядов стпрятало лицо.
Не спеша руками раздвигаю путь,
Тихою водою мне ласкает грудь.
Из-за спящей ивы на простор плаву
И ложусь в безмолвье, в неба синеву.
Чистотой непуганой полнится душа,
Жизнь струится радостью, вечно хороша.
1991
Угасающий вечер
Тоски и крови
Мне наброшен на плечи
В безумьи любви.
Замирающий жаден
Последний глоток,
Что как блеск водопада
В любви изнемог.
На прощанье пронзенный
Звездою зари,
Ростом крыл воспаленный
Перед бездной замри.
1990
Надкушен мед течет со рта
И попадает солнцу в лапы –
И вздох пронзила немота,
И губы жадно ловят капли.
1991
Тишина застряла в ухе.
Месяц гневный сребробрюхий
Зацепился края ночи.
Кот мне голову морочит.
Умирающих мгновений
Отчеканен звук в пространстве.
И дразнящий жадный гений
Мне клянется в постоянстве.
1990
Какая слабость у Ремарка!
Какой божественный надлом!
Разомкнутая кем-то арка,
Поутру опустевший дом.
Пролитый кофе ра постели.
Молитва. О любви… И стынь.
Вселенной сломаны качели.
Так просто. Не родился сын.
1990
Я – стихия, ты – порядок,
Я – ярило, ты – любовь.
Между нами сто загадок
И они волнуют кровь.
Спящий ум преобразился.
Чудом стало бытие.
Моим током насладился –
Пей же, пей – оно твое.
1991
Вечер шел изнутри…
Догорала печаль…
В тихой слабости звезд
Заблудилась луна…
В истечении дня
Пел сверчок о любви…
И в мозолях корней
Отдыхала Земля…
1990
Безумье я в себе коплю
И в безначалии скорблю –
Мне пляшет небо ватой снов,
Но часа нет. И грудой слов
Не заменить истока сил…
Как жить не в напряженьи сил?
1991
Я не верю ни в Бога, ни в черта,
Верю в нежное имя твое…
1991
Безумье пьяное любви:
У тех домов – глаза твои.
1991
У каждого своя стезя.
И мне в твою войти нельзя,
И за тобою не пойти,
И за собой не повести…
1991
Сотворили девку вздорную:
Положили душу черную,
А лицом обманно-белая.
Сколько ж горя понаделала!
1990
Тебе грешить –
Мне каяться.
Тебе любить –
Мне маяться.
1991
Мне отпелось, отплясалось.
Тонким криком тишина.
И постылая, как жалость,
В небо вылилась луна.
1990
Нет, ребята, ваша муза –
Это страшная обуза.
1991
Томим желанием любви
Склонился юноша над девой.
И, тороплив, он погубил
Без ласки трепетное тело.
1991
Кто тиранит силою,
Кто тиранит слабостью:
Называл любимою
Ты меня из жалости.
1991
А груз страстей
Забрал еврей:
Насыпал горстью пятаков –
И был таков.
1990
Между нами встала скука,
Как надежная порука
Совершенства бытия:
Весь мир мой, а я – твоя.
1990
Мне дороги твои страданья,
Но им не задавить мечты.
И сквозь граниты к мирозданью
Прорвутся нежные цветы.
Не пропадут ни ум, ни чувства,
Наполнен ими гордый взгляд.
Не искушения, но искусства
Во глубине твоей горят.
1990
Воры, вороны, врата –
А без веры жизнь пуста.
Чувство, честь и чистота –
Ветром в парус мне – мечта;
Все иное – суета.
Я помою пол и печку,
Посажу дубок и репу.
Не боюсь, что я конечна,
Я от солнца не ослепну.
Вышью я крестом рубаху,
Поцелую в пятку сына.
Коли мне идти на плаху,
Значит, быть дождю, родимый…
1991
Мои желанья и мечты –
Все перечеркнуто тобою.
Живешь в отчаянии ты,
Ведь чаять – значит, быть собою.
Покой твой куплен равнодушьем:
Кто меньше знает, крепче спит.
Здесь слово каждое – удушье,
Неотвратимо, как гранит.
Все, что мне радостно и свято,
Твоим глумленьем почтено.
Как я бессмысленно распята!
Моей любви к тебе вино
Ты разбавляешь подозреньем
И плещешь розовым враньем.
И через тридцать поколений
Твой яд горчить мне будет в нем.
1990
Какое мужество – уметь
Отдаться чувствам без остатка!
Как положенье это шатко –
Как обладая не владеть.
1990
- Прокрустово ложе,
Мой милый Сережа,
На счастье похоже,
Но только вот кожа
Порвется…
– И что же?
1990
Брокер, рокер, крекер, маклер, –
Криком крошится бумага.
Нет Закона, нету дома.
Биржи есть, как есть истома
По любви, по смыслу жизни.
Словно призрак укоризны –
Нет свободы, нет суда.
Словно талая вода
Прорвала мозги и кровь.
Попадает только в бровь,
Пожалели, видно, глаз.
А расплатою – отказ
Быть собою на России,
Сколько ты бы не просил их!
1990
Басурманин меньше рушил,
Чем Гаврила на Москве.
Хочешь? Сказочку послушай
О моей стране-тоске.
Видишь шаснущие взолы
Недоевших фонарей?
Слышишь гулкие просторы
Гневно-глупых площадей?
Чуешь запах умиранья
И неубранных могил?
А народ все кормит-поит
Обожравшихся гаврил…
Как от веку повелося:
Наглость города берет.
Словно девок на колосьях,
Жадно тискает и мнет.
Насладившись, не отпустит –
По рукам пойдет Москва.
Плач над кислою капустой
И звериная тоска.
«Так, куда вам ехать в полночь?»
И столица катит в блуд.
Днем торжественная помощь,
В темноте коленки жмут.
Мсье Париж, Варшава Пани,
Сэр Нью-Йорк и Дон Мадрид!
Кто ж отмоет даму в ванне,
Уваженьем одарит?
Где ж мужчины на России?
Иль осталось воронье?
Вопиющая в пустыне –
Город-горе ты мое.
1990
На твой ли зов?
Моя ли власть?
Я шла, как в ров,
Как в зев, как в пасть –
Исчезнуть, сгинуть и пропасть
Без слов.
1990
Я не мщу и не льщу –
Мне не надо.
И к себе не тащу
За ограду.
Просто что-то ищу:
Рая? Ада?
Все пойму и прощу
Без награды.
1990
Подобно бегущему зверю
Я скрываюсь за дверью.
Я больше тебе не верю…
И сколько б ты не просил…
Просто нет сил.
За словом нет дела.
И так надоело
Транжирить в постели тело –
Душа обмелела.
А так хочется дел:
Детей, детей и детей,
А не только постели твоей.
А еще толковых идей.
А за ними дневных забот.
Вот.
И потому вперед.
1990
Я ненавижу и прощаю.
Я презираю и даю.
Куда уж ниже обнищанье,
Дарованное королю.
Мне б стать персоною нон-грата,
Но все зовут меня к столу.
Ну чем же так я виновата,
Что я сижу в своем углу?
1991
Из болота рвусь на стремнину:
Лучше в кровь разбиться о камни.
Я скорее всего погибну,
Одурев от чистой влаги.
1991
Прибежала, прискакала:
«Знаю, знаю и жалею».
Только слышно, как в аллее
Бьются тонкие бокалы.
Снег из звезд над нами кружит,
Заметает все тропинки…
«Ты устрой скорей поминки –
Все облегчит плотный ужин».
Но не стало легче, мама!..
Как астматик, дышит время…
И знакомым мне не стало
Молодое ваше племя.
1990
В зеленом шифоне
Мила и капризна
На темном балконе
Сидела маркиза…
1990
Обеспечена-обесчещена.
Как для гона зверь, я отмечена:
Лишь едва-едва искалечена,
Чтоб свобода мне не маячила,
Чтобы грудь моя млечная
Им еще рабов обеспечила.
1990
Мне нужен сад,
Мне нужен свет,
Мне нужен с алою звездою
Тот черный полог…
И с головою золотою
Тот, кто мне дорог…
Мне нужен дом,
Мне нужен дождь…
1990
И дом, как дым,
И власть, как страсть.
Смерть молодых –
Укор седым?
А брань седых?
Полет один – упасть.
1990
Мне послушен твой зов –
Мне не надобна плеть.
За всю муку отцов –
Мне тебя пожалеть?
1990
Мне желт песок, мне небо сине,
Мне незабудкою трава
Смешными сделала слова
Твоей гордыни.
Неторопливый мерный шепот
В разливе утренней зари
Все говорит мне о любви
И глуши ропот.
Но слух не лжет, не изменяет зренье,
И гнусно-ясно голова
Внимает всем твоим словам
Без примиренья.
1990
Вам далеких миров золотистый каскад
Я нашью на безумье парчи.
В желтый плен заберу уголь Ваших волос,
Как влюбленное пламя свечи.
1990
Вдруг ночь пронзит как откровенье,
И в лихорадочном волненьи
Слова бегут на лист с пера.
Спешит тоскующая радость
Впитать музыки грозной сладость
И литься в строфы до утра.
1990
Сад твой – сад несмелый,
Тихо облетевший.
С головой белой
Только ты – отцветший.
Заткан паутиной
Выход со двора.
В спящем мезонине
Шепчет до утра
Лишь сверчок унылый
О твоей любви.
Над глухой крапивой
Гроздья из крови –
Бузины соцветья
Тоже облетели.
Чтоб могла пропеть я
До седой метели
1990
Кому-то в жизни везет –
И он имеет отца.
Кого-то всю жизнь об лед.
И этому нет конца.
Ты выбрал знак родовой –
Деву или Тельца?
Мне ж думать своей головой,
Чтоб не терять лица.
1990
Мне в чернеющем проеме
Звоном выдохнула «да»
Ошалевшая звезда.
И в распахнутой истоме
Целовала мне ладони,
Исчезая без следа. . .
1990
Моя горькая нелепость,
Непроигранный мой бой –
Несдающаяся крепость
Перестала быть собой.
Где ты? С кем ты? Как живется?
Эта небыль, нежитье. . .
Понаплевано в колодцы,
Что не пьет и воронье.
1990
Где тело без власти,
Где страхи и страсти
Съедают все силы,
Где радости робки.
Как в детских коробках
Уложены крылья.
Бегущим от дома,
Молящимся дыму,
Предавшим родное
Не внемлют родные.
Как порвано платье,
Не собрано семя,
Проклятье, проклятье –
Без воздуха время.
Без круга, без краски,
Без точного слова,
Как-будто все ласки
Отдало другому.
Сойди на погосты –
Нет тайны в могилах.
Любовь на подмостках
Отринет любимых.
1990
Не поется мне и не дышится.
Глухо сердце мое стучит.
И письмо к тебе все не пишется,
И любовь умирая молчит.
И немотствует ночь и тело.
И пугает неблизкий путь.
Умерла, отлетела, сгорела,
Ускользнула, как в щелку ртуть.
Мне смеется теперь безутешней,
Все растащено вороньем.
Не хочу я быть больше прежней,
Не могу возврашаться в дом.
1990
Дай мне, Боже, даруй в силе
Пожалеть удел твой горький.
Или не скорбишь о сыне
И о муках на Голгофе?
Знал его пути к вершине?
Кто их выбрал – ты ли, он?
Всемогущий, ты за сыном
Не признал его Закон?
Вы, мужчины – все ревнивцы:
Не к тебе припали люди?
Должен кровью сын облиться –
И твой гнев нас не осудит?
Дай, Всевышний, радость слепо
Мне поверить в зло Иуды.
Мамой брошенный нелепо,
Неиспивший из сосуда. . .
И жены любовь презренна?
Как собачий хвост приникла?
Не коснусь душой Вселенной,
Нет от совести каникул?
Не войду под свод храмовный –
Нет желания молиться.
Променяю бред греховный
На полет и пенье птицы.
Рыб, зверей, травы, деревьев
Твое авторство не гложет. . .
Ну, а сыну и Марии,
Не убив их, не поможешь.
1990
Горько плакала о прожитом,
Да не нажитом:
«До последнего отдадено,
Не скрадено,
А судьба-то покоренная,
Заморенная»,
А в глазах тоска лютая. . .
Все в душе-то поднялось
Да сказалося.
Нету доброго и словечка,
Лишь колечко,
Да сережки с красным камешком –
Мало ль что?
Вся в дыхании далекого времени,
День сегодня и страшен, и темен ей.
Неужель были здесь и красавицы?..
Русь моя! Захоти же понравиться!
Статью гордою и умением –
Не тоскою полынной и бременем,
А красою негромкой и чистою
Над рекой торопливо-тенистою.
Не поверишь себе – толста задница.
Где уж тут повернуться, понравиться?
Понабила ты за щеку земли-то,
Непрожеваны Сибирь и Эстония.
Сальной ляжкой Кавказ и Киргизия.
По зубам ли Камчатка? С ревизией
Пролети: жизнь покажется вздорной
На земле необъятно-просторной.
Попоститься тебе б не мешало бы –
Поумерились б твои жалобы.
Девкой б стала, что славится стройностью –
Телом чистая, здоровая совестью.
1990
Если есть одна шестая,
Вовсе вам не надо рая,
Вам достаточно сарая.
Сотни рек, гектары леса
Не под силу Геркулесу.
Теоремою Фалеса
Нам означено подобье.
Единиц не нужно. Дроби
И разумные проценты
Станут в обществе валентны.
И к Шекспиру комментарий
Нам напишет пролетарий.
1990
Нам всем дано в причастьи быть
И цель свою в себе хранить,
И в час означенный родить
И плод в любви своей омыть,
И сад в пустыне насадить,
И, вожделея, не убить.
Нам всем дано себя простить
И на улыбки раздарить,
И пять минут не говорить,
И просто быть без тщанья слыть.
Пусть не дано объединить,
Зато мы можем не убить.
1990
Обломаны колки, разорваные струны
Являют зрению джалкие остатки
Того, что раньше музыкой небесной
Могло и слух, и сердце услаждать.
Но ныне только барабаном громким
Взывает к гневу, но не к мудрости,
Что зрелым, сильным, богатым музами
Мужам лишь свойственна.
Рекою полноводной,
Куда стекались нежные ручьи
Была душа народов.
Ныне ж отчаянье, что страхом женским полно
Здесь движет гневною рукой.
Придет ли мастер –
Сладить струн и дерева согласье?
Чтоб возвратились радость, труд и счастье.
1990
Мой ангел с крыльями белыми,
Как мартовский снег –
Местами обледенелыми,
В пятнах прорех.
Мой ангел, усташий до смерти,
Все хнанит меня,
Пока я в метаньях по свету
Ищу самое себя.
1990
Тешишь душу свою
словоблудием,
Отравляешь весь свет
скудоумием,
Прозываешься гордо
мужчиной,
Прикрываешься строгой
личиною.
На работу выходишь
полезную,
Про запас две имеешь
болезни ты.
Атрибутами весь
изукрашенный,
Даже хочешь немного быть
страшным.
Ни на грош в тебе нет
настоящего –
Пожалейте же, люди,
ледащего!
1990
Я оставляю поле боя,
Я дезертирую с него.
Пускай позор мой дом покроет –
Какое дело до него.
Мне хаос мира давит душу,
В ней плещет грязи до краев –
Пусть тишина мой слух осушит,
В себя впитает гром боев.
Моей судьбе не до приличий –
Ее бросают с воза псам.
И в чем позор и в чем величье –
Я разобраться должен сам.
1990
Я с часу на час жду беды,
И зверь настороженно мордой водит.
И оставляет всяк свои сады,
И в городские стены входит.
Земля гудит, предчувствуя напасть,
Взор опустив, уходят беглецы,
И власть зменяется на власть,
С концами не сведя концы.
1990
И фальшью полнятся все звуки,
И мутный ужас мир объял.
И у Вселенной дрогнут руки –
Такою злобою плескал
Мир человеческого слова:
Дитя свое сожрать готово,
Поджечь дома, сгноить зерно,
Разбавить ядами вино.
Как сердцу матери хранить
Любовь и веру, крепость стен?
Как беспокойство утаить
От детских взглядов? Перемен,
Тоскуя, ждет усталый дух.
Но мрак нисходит, и петух
Не крикнет больше: «Здравствуй, свет!»
И злобы нет, и правды нет,
Поскольку те, кто их носили,
Во тьме полночной опочили.
1991
Вот день настал, и мне свежуют душу,
И лишь скрипит в молчаньи нож.
И детские глаза глядят – не струшу ль?
Не потеряю ль нежность? Жду. . . «Хорош!»
И равнодушно, кончив дело,
Они закурят грязный беломор.
И плакать долго будет тело,
Пугая красотой их опустевший взор.
1991
От поденной стирки стынет мозг,
От автоматизма стервенеют чувства.
Мысли – сголодавшийся бульдог –
Просят мяса и искусства.
1991
Эх, побьют меня каменем,
Дом сожгут лютым пламенем,
С головы сдерут волосы,
Да зарежут, лишат голоса.
Сумашедшие взбунтовалися,
Долго ль, коротко собиралися:
Всех своих брили наголо –
Избежать потом чтобы наговор.
А порядки-то будут железные,
И останутся только полезные,
Остальных – чадить чтоб заразою,
Позагонят в топь непролазную.
1991
Придет тот час, когда былое
Настойчиво забьется в дверь.
И выпорхнет в окно покой твой,
Безумен станет день теперь.
И дом падет, опустятся стропила,
И, раздвоившись сам в себе,
Почувствуешь, какая сила
Таилась во вчерайшем дне.
Не прекословя наважденьям,
Смири свой дух – позора нет.
Отдайся мелким сображеньям
Сегодняшних забот. И свет
Разгонит страх, печаль, морщины –
Ты станешь наконец мужчиной.
1991
Нежность, перетертая как боль,
Вдруг ожгла. И сердце застонало. . .
Если из души струится кровь,
Значит, жить осталось мало.
1991
Я так хотела видеть Вас,
И сердце к Вам мое летело.
Но пыл желания погас,
Как только холод разглядела.
1990
Не надо целовать меня в нос
И не надо меня жалеть –
Ваших не стою я слез,
А уравняет нас смерть.
… А должно не из дома, а в дом,
Каждый камень в печи обтереть,
Зарабатывать честно своим трудом, –
А уравняет нас смерть.
Не вышиваю ни гладью я, ни крестом,
Могу только лаской тебя обогреть,
Да вот все мараю бумагу пером,
А уравняет нас смерть …
1991
Я – Божество, я равнодушно
К страде, страданьям и страстям.
Лишь любопытству я послушна,
Неверному ни мне, ни вам.
Ни из рассчета, не из славы,
А только б вечность проводить –
Для вящей прихоти, забавы –
Люблю великое творить.
1991
Удержи свободу на рассвете,
Умоли ее остаться жить,
Храм построй – высок и светел,
Попроси алтарь в нем освятить.
Напитав ее своей любовью,
Верой обогрей и отпусти.
Вспоминай почаще да без скорби –
В жизни у тебя свои пути.
1990
Мелкой жалости, зависти, рабству
Ни за что не отдам тебя.
По законам таежного братства
Мы повязаны не шутя.
Не скули и не дрейфь – не брошу,
Сдюжу все я и все смогу.
Только знай, золотой мой, хороший,
Долг не другу отдашь – врагу.
Не пугаясь живи и не кайся
Перед жадной прощать толпой.
И почаще, сынок, улыбайся,
И храни тебя Бог, родной.
1990
Смерть радость таит,
Жизнь скукой грозит,
А тело поет под силой любви:
В ней – хрупкость яйца
И тяжесть свинца –
Больного целит,
А сильный кричит.
И нежно внимает Вселенная этому шепоту.
1990
Для тебя – закон воды стоячей,
Для меня – воды текучей. . .
Так, из нас кто – настоящий?
Кто в отверженьи бегущий?
1990
Подари мне платье цвета нежности,
Ноги мне обуй в траву.
И плесни побольше в кружку вечности –
Я хмельная поутру умру.
1990
В стихах нет драмы, нет конфликта,
Они лишь сгусток цельный чувства.
Разламывая к черту раму – мое тело –
Вторгается ко мне искусство
1990
Как музыка из поднебесья
Что не имеет нот и тактов,
Не ряд, не схема ложных фактов,
Мой сын, нужна твоя мне песня.
1990
Все чувства волей обуздав
От разрушения устав,
Ты созидаешь свой Устав.
Я опускаю влажно веки:
Безумцы, маньяки, калеки…
Средь вас мне пребывать вовеки?
А Моцарт солнцем осиян,
Меня швыряет в океан.
1990
Где мой дом, налитый солнцем?
Сердце, полное огня?
Кто-то весело смеется,
Отнимая у меня.
1990
Не трогайте моей любви огня,
Лишь грейте руки –
Попасть к вам головня
От жаркой скуки.
К лицу ли старикам срываться в бой
В горячку схватки –
Быть может меч хорош собой,
Да ноги шатки.
1990
Мне мир принять как груз пространства?
В его тоске непостоянства,
Где времени глухой удав,
Людей, события обглодав,
Не даст и взгляда за труды?
Где жизнь – смятенье ерунды:
Не знать ни веры, ни любви –
И лишь кипение крови
Принять всей полнотою чувства?
Вправлять страдания в искусство?
От страха слепнуть, как от боли,
Чтоб оправдвть свою неволю?
Копать себя для укоризн?
Легенду строить, а не жизнь?
1990
149 Я – МАТЬ, Я – ВОИН, Я – ПОЭТ
Я – мать, я – воин, я – поэт,
Мне тело – звук в расцвете лет.
Слетает дух на полночный глас,
Тревожа мысль в полночный час.
И гонит в камни, и в крови
Дарует музыку любви.
И снова парус ветра полн –
Мной жизнь летит по гребню волн.
1990
Люди с людьми, как слоны средь хрусталей –
Негде ступить, вместо глаз все осколки.
Душ отраженья страны зазеркальной,
Предков несчастных злые потомки.
1990
Все утешенья дешевы,
Они лишь тешат слух толпы.
За дом, за дух иду на «вы».
И беренись моей стропы.
1990
Груз тяжелый ночи праздной,
Звезды блещут, словно стразы,
Средь гагатов томных, темных.
Неврученная корона
Между книг лежит, пылится.
Сонмы былей в небылицу
Превращает глаз неверья.
Кто-то ждет меня за дверью?
1990
Тяжелым током вниз бегут,
Вальяжно обнимают спину
Власы у дев, что украдут
Застенчивость у сына.
Их властны взгляды из ночи
И бархатисты плечи.
Ты ж улыбайся и молчи,
И жди до новой встречи.
1990
Стерегущий глаз кошачий –
Разумеющий все, зрячий.
Не смеется и не плачет,
И любовь свою не прячет.
1990
Мне нужно множество глаголов,
Чтоб то, что чувствую, вместить.
Но я молчу и только стоном
Могу любить.
1990
Я лежу среди прорастающих трав,
Все движенья болят, и не видно им края.
Как жить дальше, бессилье свое осознав
Перед жадностью тусклой стаи?
Между нами лежат Монтескье и Толстой,
Невозможность и дня не пробыть, чтобы
Голову в книгу не сунуть, золотой
Поиск себя и оплатой ему – гробы.
1990
Виновата, виновата!
Виражами вверх несет.
Распаленные агаты,
А под солнцем кожа – мед.
Все двусмысленные речи
Словно божия роса.
Неопущенные плечи,
Несмущенные глаза.
На крутом изгибе бедер
Не задерживаясь – ввысь.
Все. Пропал. И на ободьях
Ты сползаешь тихо вниз.
1990
Я – неизбытая любовь.
Брожу среди людей и звезд.
Алеет на подоле кровь,
И рукава сыры от слез.
1990
Надоели пустые пророчества.
Одиночества, одиночества!
Перестаньте меня покупать,
Врать, бояться, со мною спать.
Примеряться то справа, то слева
И надеяться, что околею.
Чтоб пропев псалмы над могилой,
Жрать кого-нибудь с новой силой.
1990
Открывай-ка, батя, водку –
Стукнуло шестнадцать.
Тебе – стопку, Гриньке – стопку.
Будем отмечаться.
Прыщ под носом, – пух – щетина,
Глазки голубые.
«Знаешь, батя, я – мужчина!
Девки-то – шальные».
Пофартило мне сегодня,
В руку дал менту.
Ну и жирный сковородник!
Цапнул на лету!
Все берут! Россия сволочь –
Продалась жиду.
Что за жисть? Скажи, Егорыч.
Ну ее к скоту…
Вот женюсь на этой стерве
И махну в Сибирь –
Будем мы не хуже «первых»,
Матер-фатер-штырь».
1990
Мы стоим на капремонте.
Слышишь, старина,
Рома нет. Мол, экономьте.
Ну, дела – хана.
Вышли с Питера из порта
Прямо в новый рейс.
Капитан кричит: «Ну с богом!»
Штурман: «Норд-зюйд-вест!»
Где команду собирали,
Знает сатана.
Через сутки в шторм попали,
Думаю – хана.
Кто блюет, кто в трюм забился.
В карте – белизна.
В днище – щелью И я молился!
Слышишь, старина.
Капитан без сантиментов:
Штурмана – за борт
И на рею – полкоманды.
Курсом ост-зюйд-ост.
Месяц после дрейфовали.
Затыкали течь.
Солонину только жрали
Кэпу – не перечь.
Пикнешь – в петлю и акулам,
Вместо плавников.
Нас трясло, и всяк молиться
Черту был готов.
Через год он сдох в Малакке.
Рыбам прах его!
Кэпом выбрали салагу,
С смеху одного.
Только-только мы вздохнули,
Набирая сил.
Новый штурман в Истамбуле
Руль поворотил.
Где мы? Что мы? В полном штиле.
Мертвый горизонт.
В роме мы тоску топили –
Где ж родимый понт…
Только порт у всех нас разный,
Слышишь, старина.
Китаезы молча ждали.
Думал я – хана.
…Вышли вроде бы из штиля…
Ах, родимый понт!
Новый кэп… Нас распустили,
Судно – в капремонт…
В кабаке мы хлещем брагу –
Для живых он – рай.
Мало кто из передряги
Вышел в этот край.
И теперь на капремонте,
Слышишь, старина,
Хлеба нет, мол, экономьте.
Думаешь, хана?
198?
Кровь и соль смешались в ладонях.
Сердце бьется в надорванном крике.
Я лечу на бешенных конях.
Хрип и брань в молитвенном гике.
В диких гривах запутался ветер.
Чую жуткую радость конца.
И косит мне значок в тусклом свете.
Глохнет крик мой в тоске бубенца.
Не прошу я ни жизни, ни рая.
В бездну мчат в хмельной ярости кони.
Мне б взлететь над собой, пропадая
С диким свистом в стремительном гоне.
1982
Трупный запах бьется в ноздри
В этом лучшим из миров.
В руки, в ноги гвозди, гвозди,
Гвозди в лучший из умов.
Эшафот, петля, костер,
Выстрел, яд, удар кастетом,
Нож в руке и льстивый взор,
Чтоб сорвался хрип поэта.
Камнем – в мысль, ножом – в сомненье,
В душу – гвозди, гвозди.
Сердце сточено мученьем…
Трупный запах бьется в ноздри.
1982
У меня осталось мало:
Осень, память, полутьма,
Тусклый свет лампады старой,
Паутина меж окна.
Наклонившиеся лица
Двух портретов на стене.
И заброшенность таится
В редких книгах на столе.
Теплый плед побитый молью,
Кресло стертое в локтях,
Умолчанье в разговоре,
Недосказанность в речах.
Несгорающее пламя
Старых слов, рябинных кистей,
Сокровенного скрыванье,
Тайна чувств и тайна мысли.
Ливень хлещет мне в окно
И стекает, не исправив,
Что давно уже ушло,
Сеть морщин на мне оставив.
1983
Я губами чувствую слово,
Робко глажу его, берегу,
И ласкаю все снова и снова
И уже никуда не бегу.
Улыбаюсь, молчу, оживаю
Под весенним нежарким теплом
И, сорвавшись, неслышно летаю,
И не падаю больше лицом.
Утекает обида и злоба,
Солнце держит в ладонях лицо,
Волны шепчут неслышно и добро.
И ведь это не будет концом?
1984
Он голоден, и худ, и сед,
Его не призовут уж на обед
Веселые пустые господа.
Давно уж запахом еда
Ему не раздражала нос.
И прядь нестриженных волос
Висит над лбом. И неопрятен вид.
Карман дырявый не звенит
Случайным золотом монет.
И холоден медлительный рассвет…
И правду с шуткой пополам
Давно уж не расскажет вам
Сей старый шут.
Так в старости и нас не ждут
На шумных трапезах у тех,
Кого ласкает призрачный успех.
Но счастье отвернется вдруг:
Болезни, кредиторы и враги,
И смерти различимые шаги,
Воспоминаний жалкий ком –
Нам в память остается о былом.
1985
Юность отлетает, как единый миг,
Робости не внемлет больше мой язык,
Но речей обилье раздражает слух,
К сердцу вдохновенье не приходит вдруг.
Садом, где цветенье облетает враз,
Но плоды не зреют за короткий час,
Кажется мне возраст, где пересеклись
С юностию молодость, с буйством чувства – мысль.
1985
За все положено платить.
Когда придет черед,
Не избежать, как ни крути,
Последний дать рассчет.
Всему положена цена,
И чтоб ее узнать,
Я до конца пройти должна,
Чтобы в конце сказать:
Я выбор сделала сама,
Мне некого винить,
За все уплачено сполна –
Скорее рвите нить.
Но в миг последний мне узреть
Поможет слабый мозг –
Неравноценны жизнь и смерть.
Я жить хочу, мой Бог!
И ошибаться, и любить,
За все платить вдвойне,
Искать, терять, страдать, грешить,
Но только на земле.
1986
В Эрмитаже тишина.
В окна тусклая луна
С изумленьем глядит,
Лик свой многажды дробит
В изузоренном паркете,
В улыбнувшимся портрете,
В чашах тонкого стекла…
В благодарности луна
Серебром все залила.
Всюду тени, тени, тени…
То в причудливом сплетеньи,
То в разомкнутости спят.
Лица вечные глядят
Изо тьмы на берег Невский.
Звук назойливый и резкий
Не нарушит тишины
Посещения луны,
Изумления луны,
Утомления луны.
1986
Arrangements and hosting by Viktor D. Huliganov
Very nice poems, I’d lend my voice but I’m a bit self conscious about my accent. My parents left the USSR for Israel just as it was falling apart. Having grown up in a non Russian speaking country I developed an accent.